Юлия Ларикова
ЭТО ОЧЕНЬ ДЛИННАЯ НОЧЬ

    
    
    Она сняла футболку и сбила простыню на пол, но с каждым следующим часом ночь становилась все более душной. Под колпаком ночника застыл мотылек. Сколько ни смотри на мотылька, сон не становится ближе, плечо спеклось под ступенькой света, однако она скорее бы ночь проспала, вдавив ладони в глазницы, чем выключила ночник, потому что мотылек мог оказаться душой покойного писателя или чем-то трепетным в этом же роде, и как ни ничтожна была вероятность, у мотылька слишком хрупкое сложенье и в комнате с ним хотя бы немного уютнее. Она приподнялась на локте и провела кончиком пальца внутри абажура неподалеку от места, где сидел мотылек, решив, что, если они столько долгих минут смотрят друг на друга, а минута мотылька длиться дольше, чем человеческая, - то, как неотступно смотрят они друг на друга, - между ними должно зародиться доверие, и возможно, мотылек позволит ей прикоснуться к себе, но она вспугнула мотылька, и тот заметался по комнате под потолком. Пускай он успокоится и, покружив, вернется прикорнуть под абажуром, она не станет назойливостью своей выводить его из терпения, и ей и самой не помешало бы прошвырнуться по улице перед сном и развеяться. Она передумала причесываться, оделась и уходя оставила ночник гореть и на всякий случай закрыла окно.
    
    
    
    Прохожий ночью опасный зверь, а который из них не опасный, тот пьет из ручья твою воду: дважды пришлось завернуть за угол, только чтобы избежать соприкосновения с прохожим. Бывало, днем пропустишь мимо двух через каждые пять метров, а на третьего уже и внимания не обратишь, но ночная безлюдность балует. Она завернула за угол во второй раз, пробежалась глазами по окнам, запрокинула голову и прислушалась к запаху листвы - вокруг, однако, ничем не пахло. Ей смутно показалось, что кто-то вдалеке движется к ней, и она перескочила на другую сторону улицы наперерез желтому автомобилю. Воодушевленная такой своей дерзостью, она проводила желтый автомобиль горящим взглядом до поворота. Она продолжит путь в каком вздумается направлении, широким шагом и с двумя плетьми болтающихся рук, автомобиль ехал вниз, а она пойдет - вверх, и ей совсем не обязательно оглядываться на ту сторону улицы, не идет ли вдруг кто, она смотрит прямо перед собой и она даже подпрыгнет на месте, если ей так уж захочется подпрыгнуть. С рассвета в Валентинов день я проберусь к дверям и у дверей согласье дам быть Валентиной вам.., - что-то сбило ее с мотива. Это был кашель. С той стороны улицы осип и выворачивался человеческий кашель. С рассвета в Валентинов день не шло дальше рассвета, собака бездомная не могла бы заскулить жальче, порыв ветра толкнул ее в спину. Она не успела додумать мысль, что у человека по ту сторону улицы есть собственное направление и собственные неразрешимые противоречия, а когда потянула за концы, было уже поздно: он стоял в лучах фонаря, сжав губами платок, и смотрел на маленькую белую фигурку, пересекающую дорогу.
    
    - Отсюда так сильно закашляли… я подумала, что что-то случилось. С человеком ведь все что угодно может приключиться, а тем более ночью, и никого не окажется рядом… вот что страшно, и это само по себе, независимо от обстоятельств. С тобой, с тобой все в порядке?.. Я…
    Запихивая в корман брюк скомканный платок, он заговорил, как будто вспоминая то, что собирался сказать.
    - Да-да... спасибо, дело в том, что я потерял кошку, и тут уже, наверное, ничем не поможешь. Серая кошка, обычная деревенская кошка, но у нее очень внимательные глаза и она кого попало к себе не подпустит, ее шерсть как будто с золотой искрой. Я никак не могу найти…
    - Но ночью все кошки…
    - Именно: ночь неразличимо серая. Спасибо большое, но тут уже действительно ничем не поможешь. Спасибо… это такая длинная жизнь. Сначала бабушка, за ней папа, через какие-нибудь три года моя мама, а теперь Пеночка. С тех пор, как мама… она ласкалась только ко мне, моя Пеночка. Пеночка… да, так звали мою кошку. Серая кошка, она потерялась.
    - Кошка не может так просто взять и пропасть. Давай вместе поищем ее, я под тем фонарем, а ты под этим… Пеночка! Пеночка!
    Она огляделась кругом. Он сделал над собой видимое усилие, расправил плечи и приподнял подбородок.
    - Бесполезно. Чувствую, я слишком далеко ушел от дома. Я живу на Покровке.
    - Здесь и правда далеко.
    - …Видишь ли, это забавно, но у меня в глазах все сливается в темноте. Днем вижу отлично, но ночью мир лишается контуров - довольно неприятное свойство моего зрения. Я вышел погулять вечером с кошкой, а она, по-видимому, заприметила в подворотне какую-то кошачью игру и шмыгула в тень.
    - Надо было надеть ей поводок, что-ли…
    - У тебя, небось, последняя рыбка в аквариуме дух испустила?
    - Никогда в жизни у меня не было рыбок. Зато в моей комнате завелся мотылек…
    - Какая прелесть. …Так вот, я был в своих мыслях, а когда хватился и начал звать кис-кис-кис, набежала целая прорва чужих котов. Пеночки среди них не было. Я отправился ее искать, но успело стемнеть и я заблудился. Пеночка, конечно, вернется к дому: кошки, знаешь ли, умные животные, не то что люди. Это такой большой город…
    - Если ты не против, я могу тебя проводить. Все равно я не засну сегодня, а так по крайней мере проветрюсь.
    - Если тебе не сложно, спасибо.
    - Пойдем вниз по улице.
    - Вообще-то я не самый увлекательный попутчик. Я не подписываюсь на анекдоты.
    - Расскажи мне что-нибудь.
    - Из чего?
    - Из жизни, например.
    Он задал прогулочный темп и она, пока не привыкла к его походке, старалась попасть ему в шаг.
    - Даже не знаю… Про Пеночку, что ли, тебе рассказать?.. Я закурю, не возражаешь?
    - Пожалуйста, я сама не курю, но у других, если сигареты хорошие, я всегда немножко потягиваю носом. Но у тебя ведь кашель, это не вредно?
    - Ерунда… Эту трубку я стащил у председателя английского парламента.
    - Как так?..
    - Ну, или еще у какого-нибудь ушастика. Мы с мамой были в здании парламента на экскурсии. У них как раз шло заседание, один лордик зазевался, а я раз - и свиснул у него трубку. Посмотри, серебряный наконечник у мундштука. Очень элегантная трубка.
    - Вкусный запах… вроде бы вишневый…
    - А сама ты где живешь?
    Молодой человек в костюме-торойке шел ночью по улице и курил на ходу трубку. Он высоко держал голову и смотрел поверх дороги - неудивительно, что он не различал пути. Ему бы пошел поводок вокруг запястья, а на поводке долматинец. Она подумала, что правильнее не оборачиваться, но идти неспеша и смотреть вдаль.
    - Я на Нагатинской…
    - С родителями?
    - Нет, одна…
    - Ясно. А в прошлом году я пересек экватор.
    - Надо же. А что значит: пересек экватор? Шагнул - и пересек?
    - Считай, что так. Я перелетел его на самолете. Игрушечный самолетик, человек на десять пассажиров, я и несколько моих коллег летели в Бурундию. Мне в самолете выдали диплом, где сказано, что я, такой-то и такой-то, такого-то числа такого-то месяца пересек экватор. Диплом до сих пор у меня где-то дома валяется.
    - Необычайно. А в Бурундию ты летал по работе, да?
    - Да, по работе. Я по профессии юрист, в Бурундии мы инспектировали новый рудник по добыче алмазов. По правде сказать, в Бурундии алмазов нет и мы весь месяц пробили баклуши и пропили апельсиновый сок. В Бурундии весьма занимательно пить апельсиновый сок.
    - …Ммм, вишня с коньяком… Я тебе говорила, что от твой трубки очень вкусно пахнет?
    - Намек на то, чтобы я затушил наконец это чертого устройство?
    - Нет, мне наоборот нравится! Ангел Мэри, дуй коктейли - вишня с коньяком, как конфеты, разве это может не нравиться? Если я что-то имею в виду, я так и скажу.
    - Напрасно. Намеками, как правило, интереснее.
    - Ну, может быть… не знаю…
    - Кстати. Космос - это дырка в небе. Не находишь?
    - Господи, понятия не имею… я так высоко никогда не смотрела… Ты говоришь, тебе в Бурундии понравилось?
    - Во блль..! - Он обжег пальцы о трубку, резко дернулся, трубка выскользнула у него и застряла между прутьями канализационного люка. - Шикарнейшая трубка, тысяча девятьсот пятьдесят лохматого года, можно сказать, коллекционный экземпляр… нет, не смей! Подымайся скорей! Еще чего не хватало, вставать на корачики из-за финтифлюшки! Брось бяку! Вот так… У тебя красивые плечи.
    - Спасибо.
    - …Коллекционный экземпляр, трубка английского лорда!.. Эхх…
    Они продолжили путь.
    - Итак, ты спрашивала про Бурундию. В Бурундии меня, как белого дурака, обобрал один черномазый, а потом еще и на дудочке мне подудел. Чем мне нравятся местные чертики, так это тем, что они врут постоянно, но врут по-детски, и ты знаешь, что он тебе врет, и он знает, что ты знаешь, и он искренне тебя любит, последнюю копейку вытянет, но, если надо, руку за тебя в огонь. Они смеются только тогда, когда смешно, и заливаются, как дети, честное слово. Мой Джончик протопал пешком из своего поселка в город двести километров, семь ночей спал на дороге, через выжженные леса пробирался и сутки не пил, но дошел наконец до города, где у него один шанс из ста найти работу. Они там все, как мой Джончик: выносливые, стройные, красивые, у них сильные ноги и руки и быстрый, меткий взгляд. Я научил его три слова по-немецки: ja ja ja naturlich, danke schon junge Frau. Хоть он и стащил у меня кошелек с кредитками, он подарил мне маску племени баочао, а я ему на прощание надел свои тренировочные штаны, а там в кармане еще сто бумажек. Если бы не Джончик, я бы так и просидел целый месяц в номере с кондиционером, с мини-баром наедине, но Джончик проводил меня туда, где человек со стороны может лишиться всех своих чувств, либо всех разом, либо во временной протяженности по одному.
    Она обернулась к нему.
    - … Бурундия - страна без правил. Когда выходишь из отеля, видишь цветочную клумбу, а за клумбой светофор, но, стоит продвинуться немного дальше, и ты поймешь, что этот самый светофор был здесь единственным и последним. Местные строят жилища из тростника, и они не испытывают потребности в более прочном, слаженном, вечном укрытии. Там так же страдают, но они скорее объяснят свое мучение голодом, болезнью, гневом духа предков и лоб расшибут об то, чтобы задобрить духа, чем проглядят всю жизнь вовнутрь, как в колодец, и чем утешатся в смерти, от смерти, после смерти, через воскрешение, и т.д. Человеку оттуда умирание дается тяжело и сопровождается видениями, но и это с какой стороны посмотреть… В Бурундии гроза низвергается с неба на землю по приказу и попущению человека, и это вовсе не природный перевертыш, - просто там умеют приспособить жизнь к своим повседневным нуждам. Вот ты, ты мнишь себя белым человеком и заявляешься в их мир со всей своей душевной тонкостью, а безграмотный шаман возьмет и превратит тебя в пустое место, и будешь ты бегать без зрачков у него на посылках. Там, где я бывал, меня могли бы повязать и заживо сожрать, и ни одна душа в нашем мире об этом бы не проведала. Тут секрет в том, чтобы расположить их к себе и не побояться себя показать. Я попросил их жреца обучить меня заговору от змей и прогулялся босиком в высоких травах.
    - Как ты считаешь, я бы смогла как ты?
    - Я тебя совсем не знаю. А меня они полюбили как своего. В племени была прехорошенькая негритяночка, маленькая, голенькая и с вышитым рюкзачком за плечами, между прочим, младшая дочка жреца - не много не мало. Я пришел от нее в восторг, ну и посадил ее к себе на спину, и меня с ней вместе отпустили домой, - так я ее на спине до самолета донес и привез к себе, а когда снял со спины, оказалось, что в рюкзачке у нее ребенок. Прехорошенькая была негритяночка.
    Он любил маленькие маневренные самолетики, и пилотировал парой таких в свое время, любил тропические растения, любил путешествовать.
    -Скажи, что это мы плутаем дворами и проходим мимо одной и той же булочки в шестой раз? - спросил он ее.
    - А?.. Мне, мне так проще. Я не очень ориентируюсь в названиях улиц и во всяких таких вещах. Я цепляюсь за предметы, как они выглядят, и за то, что у меня с ними связано. Это знакомая мне дорога. Тут далековато, но не беспокойся, я выведу тебя.
    - Так даже лучше. Ночь длинная, воздух только-только начинает свежеть и мне бы сейчас совсем не хотелось в постель.
    
    
    
    Во дворике за оградой виднелись качели. Ворота были приоткрыты, и он распахнул перед ней ворота и пропустил ее вперед внутрь дворика. Он накормил ее с рук черемухой и пояснил, что трубка и спички - роскошь, а по будням работают сигареты и зажигалка, достал из кармана пиджака початую пачку, и пока она летала вверх и вниз, стоял напротив, прислонившись к ограде, и курил одну за другой. Их прервал старик ночной сторож, который заявил, что они незаконно находятся на частной территории, и потребовал немедлено покинуть дворик. Она было поднялась с качелей, но он жестом ее остановил. "Позвольте, откуда мне знать, что некий господин N. действительно обладает правами на этот дворик? Это - вообще, а в частности, кто вы такой, чтобы мне и моей супруге указывать, что нам сейчас надлежит делать, и наконец каким образом сможете вы мне доказать, что имеете полномочия бесцеремонно выдворять благородных граждан из этого места?" Но старик занимался тем, что за скромную плату охранял по ночам дворик от незаконных вторжений. "Что ж, ежели вы действительно охраняете этот дворик, вам, я полагаю, не составит труда предъявить ваше удостоверение, - в противном случае, супруги продолжат воскресный отдых". Она потянула его за рукав, но он упорно стоял на своем. Сторож погрозил ему кулаком и зашустрил в свою будку. Он усадил ее обратно и принялся раскачивать под самое небо. Из будки сторож вернулся с крепким детиной за спиной. - Что за штучка? - шепнул сторожу детина. - Да шалава какая-то малолетняя. Теперь-то они уберутся отсюда по добру по здорову. Он отступил на шаг и тут же поправился: "Эй, ты, кэгэбешник на пенсии, ты не имеешь ни малейшего права, как липучка рубль штучка, приклеиваться к людям по ночам и тем более оскорблять мою молодую супругу. Прошу предъявить удостоверения, либо назовите ваши фамилии, я запишу". Ай-ай-ай, окончательно распоясались. Детина молча стоял у сторожа за спиной и ухмылялся. "Пожалуйста, не обращайте на нас внимание, мы пять минуточек покачаемся и сразу уйдем". Сторож прошел Сталинград, станет сторож с выскочкой церемониться. "Я - потомственный дворянин, она носит мою фамилию, и я этого так не оставлю. К слову сказать, моя мама - Судья". Ночь длинная, качайтесь на здоровье, потом сами будете проситься отсюда. Сторож и детина вышли за ограду, сторож запер ворота на замок и зачастил взад-вперед. Он посоветовал ей покачаться и подышать ночным воздухом, пока он уладит дело. Она подавила зевоту и подняла глаза к небу.
    
    Полнолуние ударило ему в голову. "Да как ты посмел запереть меня здесь? Ты живешь тем, что ищешь себе пищу поесть и угол поспать. Твои проступки ничтожны, а твои мысли известны заранее. Моя мама - Судья. И тебе ли не знать свое место?" Он оседлал воображаемого коня и поскакал во весь апор кругами. "Моим предкам вы прислуживали за столом, и мои предки были воспитаны говорить вам спасибо. Вы вертели головой и не знали, кого прибить и кому нажаловаться, но готовы были лопнуть от злости. Между тем мой прадед с Лениным за одним столом делали эту революцию. И пока через стол передавали спички, Смольный был занесен в план восстания. А мой дед, он в военной форме, с белой челкой и с голубыми глазами, - все женщины были его, и не было ни одной, которая бы посмела ему отказать. Мой отец был честный человек, но он не в счет. Я рожден от женщины, которая была дочерью офицера". Он все пришпоривал коня и яростью в срывающемся голосе будоражил темную ночь в маленьком дворике. "О, если мой прадед в море пролитой крови чудом остался в живых, то теперь вы, снедаемые завистью и неневистью к тому, что от природы вам чуждо, теперь вы пытаетесь добраться и до меня. Я был наивный и чистый мальчик, и вы воспользовались моей неискушенностью в мелочных дрязгах и над невинностью моей надругались. Моя белестящая карьера, моя душа - все пошло прахом. Но знайте же и трепещите: моя мама - Судья. И если ты возомнил о себе, сукин сын, что раз ты возлежишь там, наверху, на персидском ковре в окружении своего выводка, то ты имеешь право держать меня и вон ту девочку в заточении за своим забором сколько в голову взбредет, то шел бы ты в баню. Потому что твой сторож - продажный халуй. И скажи-ка ему, чтоб он с поклонами нас проводил за ворота. Что, сторож, трясешься? Боишься хозяев перебужу?". У хозяйского дома он спешился с воображаемого коня и полез карабкаться по водосточной трубе к балкону.
    
    Она всплеснула руками и заметалась между ним и сторожем. Сторож погрозил ему кулаком - и на тебя, мол, управа найдется. - Тишка, а ну надери поганца! - Детина, который до сих пор в отдалении выдергивал из носа волоски, выступил вперед. Она повисла на воротах. "Будь другом, не трогай его. У него сегодня кошка потерялась и он так загрустил, что сам не свой. У тебя татуировка, как у монстра - великолепная вещь. Он поостынет и у тебя еще прощения попросит. Видишь, он уже свалился. Ну, не трогай детеныша, а?" Детина выдернул из носа еще один волос. Пойдем, говорит, сегодня пиво пить. - "Замечательно. Отпусти нас сначала, а я от него на первом же перекрестке удеру, честное слово". Сторож засучил кулаками, но детина прикинул так, чтоб и волки целы и овцы сыты, вынул у сторожа из кармана связку ключей, отпихнул сторожа с пути и отпер ворота. Она бросилась поднимать его с земли и отряхивать ему пыть с брюк. У него болело расшибленное колено, он оперся ей на плечо, и они понемногу двинулись к выходу. Сторож поворчал себе под нос и зашаркал к будке.
    - И помни, моя мама - Судья!
    Сторож захлопнул дверцу. Она обернулась и детина показал ей знаками, что будет ждать ее под фонарем. Она подмигнула детине. На середине улицы вровень с ними начала притормаживать милицейская машина. Она обвила его шею руками и кокетливо задрала пяткой вверх ножку. Машина рванула вперед и скрылась за поворотом. Она сейчас же отстранилась.
    
    Они шли по улице на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Вываленный в пыли, в костюме-тройке с разодранным коленом, он щелкал в воздухе пальцами, обдумывая свои мысли. То и дело он заходился кашлем, сплевывал на тротуар и продолжал курить. Дворик был посыпан мелким гравием, и ей в сандалий попал камушек. Она ссутулилась и смотрела себе под ноги, время от времени сверяясь с дорогой. Не проронив ни звука, они ступили на набережную.
    
    
    
    - Душно. Мне хочется пить. Смыть бы с себя последнее впечатление и пойти свежей дальше.
    - Разве тебе что-то мешает?
    - Как, прямо здесь?
    - Почему нет? Не воспринимай вещи буквально.
     Он подсадил ее на парапет. Она медленно выпрямилась, легко балансируя руками, как на шаре и, изогнувшись, сцепила кисти рук над головой.
    - Я что-то боюсь прыгать. Подтолкни меня.
    Он толкнул ее сзади. Она вскрикнула и, ударившись телом о водную гладь, погрузилась в черную глубину. На поверхности зарябиро отражение фонаря и постепенно стихло. Он задавил окурок, разулся, отшвырнул пиджак и нырнул в реку. Дыхание ее истощилось, далеко внизу сияющий мир совершил виток по спирали, - мгновение спустя теплая рука легла ей под живот и вынесла на поверхность.
    - …Воздух, воздух… ты, оказывается, есть…
    Она обхватила его за талию и впилась в него ногтями сквозь рубашку. Он вытер ей волосы с лица.
    -Хорошо наглоталась, да?.. Объясни, почему ты не сказала, что не умеешь нырять? Я мог бы вдруг передумать и уйти, а ты бы так и утонула.
    - Не… не уходи. Просто я захотела упасть. Сейчас я думаю по-другому. Не надо уходить, мне так тепло… Это очень теплая вода, давай поплаваем немножко.
    Он и она разъединились и поплыли в сторону заброшенной баржи. Не так давно там находилась плавучая пиццерия, но она обанкротилась, владелец пиццерии выгреб с баржи весь ресторанный скарб, за исключением барной стойки и пары стульев, по недосмотру забытых на судне, и, по всей вероятности, построил свое дело в буквальном смысле на более твердой почве. Посетителей укачивало, официантка замучилась бить стаканы, да и вообще это не самая чистая река и ее испарения отравляли насущный воздух любителей пиццы и, подмешиваясь к пище, оседали затаенной апатией и тупым гневом в их печени, - по прошествии лет владелец пиццерии пришел к мысли, что эта баржа была его самой серьезной ошибкой. Так или иначе, на баржу спроса пока не нашлось. Ее пришвартовали к берегу и хозяин баржи плюнул на свою умницу до лучших времен. Борт судна покрылся ржавчиной и облип болотной тиной. Одно время здесь резвились дети, но любой интерес в конечном счете убывает до ничего.
    Город вокруг них горел огнями.
    - Мне ее жалко.
    - Скажи мне, почему тебя тянет ко всему израсходованному до последнего предела? Зачем тебе во всем обязательно нужна щербинка?
    - Мне нужна щербинка?..
    - Да, щербинка. Что я, что эта баржа.
    - Мне дела нет до баржи…
    - В твоем представлении, здоровое и счастливое не заключает в себе глубины? Я не понимаю.
    - При чем здесь баржа? Зачем ты пытаешь меня?
    - Я помню, как увидел тебя тогда, через дорогу. Ты производишь впечатление света. И вдруг эта баржа…
    - Не знаю. Я подумаю и скажу тебе. А почему ты кашляешь?
    - Мне прострелили легкое, давно, еще когда я служил в армии. На боевом задании в меня попал свой же, мы с ним еще вчера в покер резались, - промахнулся, разумеется: целился в мишень, а попал в меня.
    - Больно было?
    - Я неделю лежал в коме. Ты не поверишь, но я помню, как это длилось. Кашель - смешные последствия. Поплыли-ка теперь обратно.
    Они поплыли.
    - Я должна тебе сказать кое-что. Через дорогу от набережной мой дом. Понимаешь, я не знаю, где Покровка. Прости меня, но я не могла просто так отпустить тебя тогда. Посочувствовать о твоей кошке и распрощаться.
    - Про набережную я сразу догадался.
    - …Но я совсем про другое хотела… не перебивай меня, а то я так и повисну в воде, и все. Вчера, то есть позавчера, но считай, что вчера…
    - Когда же?
    - Вчера ночью я не могла заснуть.
    Издалека раздался крик женщины, послышался бранный голос мужчины, потом все стихло.
    - Валерьянку пить не пробовала?
    - Нет, я исступленно молилась. Так молилась, как молятся по ночам, а не на ночь.
    - Тебе так сильно что-то было нужно?
    - Я попросила о человеке.
    - О каком-то определенном человеке?
    Мимо них, с криками, смехом и песнями, пронесся катер.
    - О моем человеке. Он не существует на самом деле, но у меня в голове сложился образ, настолько точный, насколько образ вообще может быть точен. Вплоть до формы носа.
    - Какая у него должна быть форма носа?
    Снова раздался крик женщины.
    - При чем тут форма носа? Я хотела бы голову положить ему на плечо и рассказать обо всем, что я чувствую и о чем думаю. И как в легенде про Ревекку и Исаака, у него должен был быть отличительный признак, чтобы мне ни с кем его не спутать.
    - Третий глаз на попе?
    Из воды между ними появился водолаз, он извинился и ластами кверху снова ушел на дно.
    - Нет, больные легкие. Я же говорю, что все не так просто. Я еще тебя не увидела, но услышала, как ты кашляешь. Я даже не вспомнила про ту ночь, но вышла к тебе навстречу. А когда тебя увидела, то сразу вспомнила, и два образа наложились друг на друга и совпали, вплоть до формы носа. А еще голос… Я ведь говорю о любви, а это стыдно.
    В небе взрывались петарды. Желтые, серебряные, красные, они рассыпались искрами над головой.
    - …Дай мне подумать… Больные легкие. Если это совпадение, то крайне странное совпадение, очень редкое в своем роде. У тебя милая маленькая головка, я бы с удовольствием разрешил ей полежать на своем плече.
    - Спасибо.
    - Только непонятно, почему вдруг я, почему вдруг ты, ну да бог с ним. А голос у меня прегадкий.
    Брызгами на воде заморосил дождь.
    - Да, как будто ломается. Но бывает необыкновенно мягким, - мне нравится.
    - Он уже пятнадцать лет как ломается.
    Она засмеялась, и он вместе с ней.
    - Ты, правда, похож иногда на одного писателя… нет, но легкие…
    - У тебя в головке страшная путаница. Я не похож на твоего писателя. Я пишу с чудовищными ошибками, ты меня сразу бросишь, как увидишь. Я есть то, что есть. И я не всегда уверен, что знаю, что со всем этим делать…
    По набережной проходил оркестрик. Звучал марш и развевались флажки.
    
    
    
    Лифт стоял на первом этаже, и дверцы лифта тут же раздвинулись. Лифт был маленький, негрузовой, с тусклой лампочкой и изрисованными стенами. Они встали по двум стенкам лицом друг к другу, и она нажала на пятый, последний, этаж.
    - У тебя есть последняя возможность спустить меня с лестницы.
    - У нас очень грязные лестницы. К тому же, раз я потратила столько сил и времени, чтобы затащить тебя к себе, вряд ли у меня хватит духу в корне изменить свои планы.
    - Зависит от того, как ты примешь то обстоятельство, что в твоей квартире заночует убийца.
    Она внимательно посмотрела на него и поняла, что, если он с ней и играет, то играет точно не на фантики. Ей страстно захотелось, чтобы лампочка в лифте погасла, и сюрпризы наконец закончились.
    - Объяснись.
    - Ты чудесная девочка и от меня у тебя будут одни неприятности. Это произошо довольно давно, но впечатление у меня сохранилось. Была ночь. Я с бешеной скоростью мчался на машине по шоссе по неотложному делу, затем случилось это, и я был вынужден все бросить и зарулить в кювет, где я и отсиживался до утра. Потом, как водится, скрылся на время из города, и дело благополучно обошлось.
    - Ты задавил человека?
    - Нет, другое. Но вывод сам напрашивался, не так ли? Известный прием: ты плюешь на реальность и выбираешь из многообразия фактов две удобные тебе посылки, из которых следует вроде бы однозначный вывод. Силлогизм называется. Все на него клюют, и ты не исключение из правил. В свое время я работал адвокатом и защитил не одного мерзавца, и, наверное, знаю, что говорю.
    Она представила, как валеты и дамы оживают в ее руках, и в их ужимках ей почудилось нечто непристойное.
    - Что произошло?
    - Начни я тебе рассказывать, ты лишишься сна на всю оставшуюся жизнь. Если уж на то пошло, то и я не кирпич. Скажем так, я был молод и имел возможность кое-что себе позволить. Как полагается: секс, апельсины и рок-н-рол. И что интересно, в пустынной местности. Отчасти случайность, отчасти закономерность. Что касается тебя, то либо ты спускаешь меня с лестницы - я все прекрасно понимаю и не стану сопротивляться, либо ты сходишь с ума и приглашаешь меня к себе. В последнем случае будь спокойна: я не причиню тебе вреда. Ты чудесная девочка и я бы просто не смог. Посуди сама, стал бы я иначе тебе исповедываться? Теперь тебе известно все обо мне, и с сюрпризами на сегодня покончено. Одно из двух, выбирай.
    Она прижала его к стене и поцеловала взасос. Он ей ответил, поцелуй был долгий, порывистый, но с воображением, и если вчувствоваться в поцелуй до самозабвения, то можно было поверить, что все хорошо.
    - …Нет. Погоди-погоди, у меня принцип не раздеваться в лифте, так как двери лифта имеют обыкновение открываться без спроса. Постой…
    Он оторвал от себя ее руки и отбросил ее к стене.
    - Да ты хоть отдаешь себе отчет в том, кто стоит перед тобой?
    Земля под ногами убывала. Кабинка медленно, раскачиваясь из стороны в сторону, возносилась на пятый этаж.
    - Ты обещал, что не причинишь мне вреда.
    - Да мало ли, что я тебе наобещаю? Ты целовалась с сопливыми мальчиками в школьном спортзале, ты толком ничего не смыслишь в жизни.
    - Я читаю книжки.
    - Ты читаешь книжки. Если бы не твои ляжечки, я бы мог предположить, что тебе четырнадцать лет. Потому что женщины читают книжки до четырнадцати лет, а потом их переключает на мужиков, на деньги и на пеленки. Со мной не выгорит ни второе, ни третье. Ты помнишь, что я учинил там, во дворе? Ты должна быть в ужасе от меня и спасаться пока не поздно. Черт с ней, с грязной лестницей, спусти меня обратно на этом же лифте.
    - Я о тебе молилась. Я тебя со дня на день ждала. Как, как, как? Как?!
    - Ну, ночь не поспишь, ну, поплачешь в подушку, но скоро забудешь, как я выгляжу. Сначала выражение лица, потом взгляд, наконец, далась она тебе, форму носа. И скорее даже, чем ты думаешь. Люди забываются куда быстрее, чем обиды. Я не нужен тебе, и ты мне, уж поверь, не нужна. Я наяву испытал то, что тебе и не снилось, и с некоторых пор по вечерам я предпочитаю гулять с моей кошкой, чем развлекать скучающих баб. Ты чудесная девочка, но ты ведь просто человек, и этим условием ты раз и навсегда ограничена.
    Она ударила ногой о стенку лифта.
    - Мне надоело сутками пялиться в стену, которая в течение суток изменяет разве что цвет. У тебя все валится из рук и у меня тоже все валится - чем мы не пара? Или ты предлагаешь мне мечтать о тряпках? Это, по-твоему, мой предел? Да, у меня короткая жизнь и мне встречалось мало людей, но из всех, кого я встречала, ты - самый невезучий. Ведь на шоссе не ты кого-то прибил, это тебя там убили, тебя. И если я позволю щас тебе удрать, жизнь, она продолжится, но в комнате будет пусто.
    Она сползла по стенке на пол и закрыла лицо руками.
    - Ты сдвинута на мерзавцах, не я, так кто-нибудь еще, так что я, считай, что не при чем. Почему бы, собственно, и нет? Можем попробовать. Ты, кажется, совершеннолетняя. И я не пытаюсь тебя переубедить, но тот эпизод, я никого не караулил с топором. Все - чистое совпадение. Правда, дела незаладились с этих пор, но здесь скорее карма и прочие философские тонкости, чем пробудившаяся совесть. Не грусти, у меня еще найдется для тебя пара проблем. А иметь свой предел не так уж и плохо. Посмотри на меня: я ходячая, до поры до времени ходячая, басенная мораль. Ну, что сидишь? Вставай, лифт приехал на пятый этаж, и путь свободен, как говориться.
    
    
    
    На пороге спаленки он расстегнул ремешок на ее босоножке. Спаленка представляла собой квадратную комнату в десять шагов с низким потолком и стенами, обклеенными полинявшими от времени обоями в старомодный цветочный узор. За окном висел термометр, на подоконнике в горшке цвели карликовые розы нежно-алого цвета. У окна стоял стол, на столе две аккуратные стопки тетрадей и глобус. На стуле с высокой спинкой шелковая подушечка. На стене две книжные полки с фотографиями и открытками за стеклом. Люстры в три лампочки очевидно недостаточно, чтобы как следует осветить комнату. Один угол занимал шкаф с зеркальной дверцей. У стены напротив окна находилась полутороспальная кровать, с разбросанными по ней маленькими и побольше подушками, в наволочках и без них. На тумбочке горел ночник, на полу у кровати обложкой вверх лежала раскрытая книга. Еле слышно тикали над кроватью часы с кукушкой. В этой комнате, которая не так давно стала называться спаленкой, она провела детство. В шкафу под платьями на плечиках сгрудились куклы, кубики и раскраски. Несколько лет назад ее родители разошлись по разным семьям и так вышло, что она оказалась ни при чем. Они с бабушкой остались жить на этой квартире. Бабушка кормила ее запеканкой с изюмом, но она выросла, в маминой семье появился ребенок, и бабушка отправилась к маме.
    
    - У тебя дома приятно пахнет: кремом, книжной пылью, тобой, еще чем-то. Чувствуется, что здесь жили и до тебя.
    - Извини, у меня неприбрано, но кто знал? Ко мне по понедельникам приходит соседка с четвертого этажа, варит котел щей и наводит порядок - как раз завтра с утра и должна прийти. Когда я в институте, я прикалываю к двери записку, чтобы искала ключи под ковриком.
    - Молодая, старая?
    - Старуха она. Мы друг друга на дух не переносим. В воскресенье вечером я нарочно выдвигаю ящики и раскидываю по постели ношенные колготки. И дело даже не в том, что она каждый раз находит моим самым важным вещам новое место, а в том, что к ней противно прикасаться. Я как-то случайно дотронулась до ее руки, а ней была кофта без рукавов, и мне показалось, что ее дряхлось обволакивает мое тело куриной кожей, и у меня на лбу проступают морщины.
    - Ты еще маленькая и твои морщинки исчезают под утро. Ты чересчур впечатлительная, но и это с возрастом проходит.
    Она склонилась над ночником.
    - Смотри. Мой мотылек никуда не улетел. Помнишь, я говорила тебе про мотылька? Познакомьтесь друг с другом. Ты будешь смеяться, но еще вчера я верила, что в нем душа одного писателя.
    - Спорю, что вот этого.
    Он поднял с пола книгу.
    - Правда. Ну, не смейся надо мной.
    - И как ты могла этого закомплексованного жиденка без понятия о человеческой общности увидеть во мне?
    - Но вы неуловимо одинаковые внешне.
    - У нас с ним разные формы носа. И если уж на то пошло, я происхожу из русских дворян, - и закончим с этим.
    Он отодвинул стекло и поставил книгу на полку.
    - Твоя мама учительница музыки?
    - Да. Она временно не работает. Включить свет?
    - Не надо, спасибо. Ты похожа на нее, а она похожа на учительницу музыки. Почему ты не музицируешь?
    - Я подумала, ты плохо видишь в темноте. А насчет музыки, у меня нет к ней таланта. Петь под душем обожаю, а играть не умею. Ленивая, наверное.
    Она присела на кровать, но спохватилась и резко вскочила.
    - Она забрала твое пианино. Почему мне приходится вытягивать из тебя каждое слово?
    - Разве? По-моему, я болтаю без остановки.
    - На самом-то деле ты, в основном, отвечаешь на мои вопросы. Но и с этим пора заканчивать. Раздевайся.
    Возможно, он никого и не убивал. Может быть, ему просто захотелось показать ей фокус. Одним людям интересно показывать фокусы, а другим нет. Одни входят в азарт, машут на фокусника и принимаются исследовать шляпу в поисках второго дна и усматривают во всем потайные ниточки, а другие удивленно хлопают глазами, но как только занавес опускается, заключают, что все обман, и тут же забывают про кролика в шляпе. Она не относится ни к тем, ни к другим. Она верит в магию и легко пугается. Она сама и есть тот кролик. Ей вообще нельзя показывать фокусы.
    - Я имею в виду, что с тебя капает на ковер, и если ты сейчас же не снимешь мокрую одежду, то простудишься.
    - А как твой кашель? Я принесу тебе из ванны самое большое полотенце…
    - Побудь со мной, - попросил он. - Мы разденемся догола и погреемся у ночника. Не бойся, я не воспользуюсь тем, что ты хлюпаешь носом. Ну, иди ко мне.
    Под его взглядом она пересекла длину спаленки. Она старалась ни шелохнуться, пока он расстегивал ее блузку, спускал с нее джинсы и трусики. Она переступила через белую тряпочку. Он приподнял ее подбородок и заглянул к ней в глаза. Не отводя от нее глаз, он разделся. Они стояли друг напротив друга.
    - Вот и весь фокус. Забирайся скорей под покрывало, я заварю тебе горячий чай.
    
    Он покинул спаленку и она осталась в спаленке одна. Она посмотрела на себя в зеркало, подтянула с пола простыню, упала ничком в голубую подушку лицом, укрылась с головой и тихо заплакала. Он вернулся с двумя чашками чая на блюдцах с ложечками внутри.
    - У тебя очень звонкие ложечки. Лимон у тебя я не нашел, но и так хорошо. Крепкий, горячий и сладкий. Ты любишь с сахаром?
    - Да.
    - Как я удачно догадался. Что с тобой, девочка?
    Он поставил чашки на пол, присел на край кровати и погладил ее под покрывалом.
    - Такие умные и такие глупые - трогательная черта русской интеллигенции.
    Она присела на кровати и заговорила сквозь слезы.
    - Просто слишком много всего произошло. Одной ночи для этого мало, а она длится и длится. Еще в лифте, ты обратил внимание, что мы ехали - вечность? Я не привыкла к тому, чтобы столько…
    Она сорвалась в рыдания и не могла уже остановиться. Он наотмашь ударил ее по лицу. Она покачнулась и упала лицом ему на колени. Она тихо всхлипывала, он ласково перебирал ей волосы на затылке.
    - Я не мог успокоить тебя иначе. Все пройдет, поплачь, если хочется поплакать. Мы долго скрывались, каждый в себе. Но мы знаем все друг о друге и нам больше не нужно таитья.
    У нее мелькнула мысль, что, если он из воздуха черпает именно те слова, за которые она бы душу отдала, чтобы их услышать, значит в ее беспорядочной жестикуляции он читает ее чувства, а в ее преображающемся теле прочитывает ее прошедшее. Значит, ему понятно и то, как она еще в садике становилась на сцену и пела громче всех, а потом вдруг притихла, и так и прошла маленькой тенью сквозь детство, - и некоторые другие вещи, понятные ему заранее, но о которых ему рассказать она бы решилась намного позднее. Он помог ей приподняться, перелил немного чая в блюдце, подул на чай, словно бы она была слишком нежная, чтобы пить чай горячим, и осторожно, чтобы не расплескать, передал ей блюдце в руки. Она звучно отхлебнула из блюдца и засмеялась.
    
    
    
    На постели под парчовым балдахином свершалось интимное действо. Под рукой изогнулась спина, под мышку скользнуло колено, под его откинувшимся телом запястья послушно скрестились над головой. У тебя в глазах столько страха, что невыносимо смотреть, и, по-моему, лучше все это прекратить, пока ты не забилась под кровать. Он отвернулся от нее и свесил ноги с кровати. Она осталась лежать, подложив под голову согнутую в локте руку и прислушиваясь к шагам за стеной. Кто там может быть? Что значит кто, мама никак не может уснуть. Чья мама, моя? Да при чем здесь твоя мать, ясное дело, моя, она ходит ночами взад-вперед по гостиной, в слепых очках в роговой оправе читает вчерешние газеты и так и будет гладить калачиком свернувшуюся на коленях кошку до рассвета. Твоя мама одинока? Думаю, да, мы с ней давно не разговариваем, но она гордая женщина и знает, что не ей прерывать молчание. В дверь постучались. Мама, заходи, пожалуйста, мы не спим. В спаленке возникла немолодая дама в алом пеньюаре с длинным шлейфом. В алом свечении дамы ночник сам собой угас до мерцающей точки над тумбочкой. По мановению руки дамы в алом на стене высветился портрет мужчины с трубкой в профиль, в кресле за чтением. "Именем моего покойного деда я благословляю вас, детки". Дама со шлейфом прошествовала к кровати и, потрепав его по щеке, произнесла: "Береги моего сыночка. Он у меня судьбой предназначен быть звездным мальчиком. Когда ему не исполнилось и пяти, он увидел в парке прелестную девочку и влюбился. Он разыскал ее дом и простаивал под ее окнами ночи. А когда она наконец вышла к нему, он заключил ее в объятия и сказал: - Это моя девочка. Через месяц ее семья покинула город, и она пропала навсегда. Наша семья пережила не одну человеческую утрату. Люди, как бы сильны ни были человеческие узы, однажды уходят и не возвращаются. В заботливых женских руках, в твоих руках, он оправится от тлеющей в груди скорби, он окрепнет и возродится к борьбе, как и велит ему кровь, текущая в наших жилах. Ты, дочка, совсем несмышленыш и тебе поначалу будет непросто, но с ним ты познаешь безыскусное счастье проснуться утром на свежей постели рядом с любимым мужчиной". Алая дама опустилась на стул с высокой спинкой и возвела бессонные глаза к звездному своду, незримое присутствие которого угадывалось за непреложным существованием низкого потолка. "С моим первым мужем мы летом отдыхали в Прибалтике. У нас с ним не было детей, и мы могли позволить себе роскошь разбить палатку на берегу моря. И на закате мы вместе с другими семейными парами прогуливались под руку в дюнах. Можно было присесть у костра, где вкусно потрескивали еловые ветки. Ненавязчиво наигрывала гитара, мужчины шутили, а женщины смеялись, запрокинув голову. Под утро, хорошенько прокоптившись дымом, мы окунались в ледяные волны и бегом уносились в нашу палатку, оставляя на песке размываемые приливом следы". По едва ощутимому движению ее застывших губ, по монотонному шелесту ее голоса, который заставлял прислушиваться к себе, могло показаться, что на стуле с высокой спинкой сидела помешанная, а что еще вероятнее, ослепительно-алое создание в воздушно-легких покровах было не более чем тенью, удаляющейся тенью на песке. Дама прикрыла за собой дверь, и свет ночника возобновился.
    
    Не обращай внимания, это повторяется каждый раз, когда у меня появляется женщина. Он выложил на тумбочку пачку сигарет и зажигалку. Мало кто о таком знает, но существует гадание на сигаретах. Двое зажигают одновременно свои сигареты и держа их между пальцами обычным способом, но непременно тлеющим концом вверх, ждут, пока чей-нибудь столбик пепла не обрушится вниз. В этот момент гадание заканчивается. Тот из двоих, чей столбик пепла окажется прочнее, дольше будет хранить верность в любви, и память его окажется долговечнее. Он зажег себе и ей сигарету, и они напряженно следили каждый за своим спускающимся огоньком. Прошло некоторое время, и на середине сигареты он, задумавшись и забыв про гадание, привычным движением стряхнул пепел на пол. Стряхнув пепел, он с облегчением затянулся. Она, казалось, не обратила на это внимание и продолжала с интересом наблюдать за своей сигаретой. Не раньше, чем ее сигарета прогорела до самого фильтра, она сдула с кончика пепел. Он сказал ей: ты лучше меня. Не говори так, меня зачаровал огонек, вот и все. Пепел тлеет все выше и выше, но огонек по-прежнему мерещится где-то в глубине, и, как бы ни легла карта, огонек сам по себе нечто прекрасное. И тем не менее ты лучше меня - стряхивать то и дело пепел у меня вроде нервного тика, а ты умеешь сосредоточиться на текущей минуте, и у тебя есть шанс под конец жизни достичь душевного равновесия, в самом широком смысле слова. Да, ты, девочка, лучше меня. Они стояли посредине комнаты, он взял ее за плечи. А теперь давай. Головокружение было сродни чувству, что взлетаешь в пропасть, как в детстве, когда растешь. Она опустилась на колени, и он убрал ей волосы от лица.
    
    
    
    
    Само по себе то, что древо познания было разорено, не сулило никому ни блага, ни вреда. Однако когда признали, что вне зависимости от последствий не следовало делать того, что было запрещено, человек интуитивно понял, что такое грех, и с этой поры в тривиальных событиях то и дело обнаруживались таинственные взаимосвязи.
    Желание отпустило, и они уселись играть в шашки. Игра в шашки хороша тем, что это вовсе и не игра, так как в ней нет азарта. Передвигать шашку наискосок в одном из двух возможных направлений настолько просто, что соль игры пропадает сама собой, и пока противник обдумывает ход, можно отвлечься и помечтать о своем. Он подумал, что у каждого, даже у мерзавца, есть своя правда. Отличие правды от правды только в том, что у мерзавца, или у человека, которому чаще других не везет, эта правда - неправильная. Когда он опускал голову, она поглядывала в зеркало ему через плечо. Плавный изгиб талии, округлый живот, красота умиротворяет. Кто бы мог подумать, в самом деле. Обнять эту девочку и не отпускать, и плодить с ней детей, и по вечерам играть с ней в шашки под лампой - чем черт ни шутит. Иногда один ход настигал другой, и тогда их руки соприкасались, и безболезненно, почти невольно, расходились. Он настолько хрупок, что объятие с ним - особенное объятие. Как бы ни задеть его крылышки, как бы послушать его сердечко. Но каковы правила, по которым мужчину позволительно обнять вне постели? Размечтался, старый апельсин: некоторым с неба светит одна-единственная звезда, и она, неверная, всю жизнь им путеводит. В тесноте комнаты крылось предчувствие. Она бы не смогла сказать, предчувствие чего, она даже не испытывала уверенности в том, предвкушение ли это было, однако предчувствие в воздухе, несомненно, витало. Ему бы ничего не стоило наплодить с ней детей, но сейчас им владела одна шальная мысль, и если до конца ее продумать… Какая разница, кто выиграет? Душно. Она встала с постели и открыла окно.
    
    
    
    По пожарной лестнице они взобрались на крышу. В ветвях деревьев занимался рассвет. Она подошла к краю крыши. Он обнял ее за плечи. Она поддалась его обаянию, и они прыгнули вниз. Сорвавшись, как лист, он прикрыл ладонью ее глаза, она обмякла на его плече, и перед лицом земной тверди он подстелил ей под ноги свое тело.
    
    
    
    Ее разбудила кукушка. Кукушка прокуковала шесть раз и спряталась в тереме. Шесть часов утра. Ночи такие короткие летом. Она лежала в постели, простыня сбита на пол. Окно было открыто. Рядом с ней покоилось тело мужчины. Допрыгалась, Джульетта. Ночник все еще горел, но мотылька не было видно. Она встала, обошла кровать кругом и выглянула из окна. Внизу ничем ни примечательная улица, ветер треплет верхушки деревьев, на улице ни души. Сегодня будет пасмурно, возможно, пройдет дождь. Из-за листвы виднеется река. Она обернулась на тело на кровати и посмотрела на реку. Она закрыла окно. Она поискала на глобусе Бурундию, но нашла только Бурунди, хотя большой разницы, наверное, не было. Надо будет спрятать одежду и поменять простыни. Она подошла к зеркалу. Небольшая, но неплохо развитая грудь, крепкие бедра, красивые плечи. Она ударила себя по щеке. Выключила ночник, закрыла ему веки. Потом взяла с полки первую попавшуюся книгу, взяла с тумбочки сигареты и легла обратно в постель. Она открыла книгу на середине и попыталась вызвать пламя из зажигалки. Это оказалось не так просто, она почиркала колесико и, в конце концов, сумела зажечь сигарету. Старуха придет не раньше, чем через четыре часа. Она накрыла ему лицо простыней. Пока никто не появился, чтобы докучать, есть немного времени почитать и подумать.

наверх