Анастасия Романова
САМЫЕ ПРЕКРАСНЫЕ НА СВЕТЕ

       Раздается телефонный звонок (подойди, подойди сука, милая, я буду жадно петь над твоими конвульсиями, ты будешь хлестать меня по щекам и голому заду, оставляя узкие следы от пальцев, вспоминая, лопоча строки из Данте и, может быть, Шекспира).
       - кто это?.
       - ...
       Пусть слезы стекают по нежным губам Шивы! Он трахает так грубо, будто будит мертвую. Тянись на ощупь куда-то вдаль и касайся, скорее всего, его соска. Он также тверд, как и горячий воздух. Но в этой тесной, пропахшей котами, квартире очень холодно. Ощути панику. Это возбуждает. Можно ли кончить от одного прикосновения к щиколотке? Не важно как. Теперь, в этом вонючем полумраке, в этой бездне колючих покрывал, в пепле и в сперме, нет шанса полагаться на трепет бесплотного блаженства.

       Тело алчет ранений. Хочется войны. Вены напряжены, как от передозняка.
       Из - за шкафа показывается голова Сфинкса. Он не кажется красивым, это настоящее чудовище. Он ходит вокруг кровати, нюхает одеяло, касается пяток, касается шеи.
       Острый камень лап, мощный змеиный хвост обвивает тело, скользит по животу и бедрам.
       Зыбкий союз термоядерного и ледяного.
       Нет ничего более головокружительного - слышать сдавленный вой, как-будто кто-то пытается заткнуть рот, запретить кричать, - взрыв убийственного озноба и кайфа.

       Если примкнуть пересохшими, распухшими от укусов губами к его позвоночнику, то... что произойдет? Может быть, узнаю имя. "Как тебя там?, - сценический шепот, нашептывания, перешептывания, постанывания, цоканья, чмокания - кто ты?... кто ты? что это? что это? (легкая горка и провал между позвонками).
       Ответа не может последовать. Стонать и рычать гораздо легче и естественней друг на друга.
       Вот они, эти языки! Гибкие жала! Тронь и замри, трогай и замирай. Где эта грань между живым и неживым? Услышь чужое дыхание в момент, когда твоя голова сыплется, в точности как разбитые в драке часы китайского производства. Кулаки сжимаются автоматически. Дерись, заламывай руки, цепляйся за волосы, будь похабным, плюйся, харкай кровью истерзанных дёсен, путайся в матерных, самых отвратительных словах. .. Может быть, они ведут тебя единственно верной тропой. Может быть, некто поверит, поверит, что ты еще живая, что ты еще живой.

       Приходится закурить в темноте. Смысл не найден. Львица шумно спрыгивает в комнату из окна. Возможно, у нее стальные перья на лопатках и брюхе. Очевидны лишь раскаленные бойницы зрачков. Она забирается сюда под одеяло, хрипло щебечет, в воздухе носится запах мокрой шерсти и дыма. Она распахивает пасть. Под языком, на уздечке светятся улицы, пропахшие портвейном и блевотиной. Она проводит когтями по спине и лижет языком тончайшие полоски свежей соленой крови. Из роскошного паба выбегают взволнованные пьяные мужики. Слева от парадняка, прилипнув к стене, двое любят друг друга. Из тьмы виднеется ее белая остроконечная грудь, кривой шрам на мужской спине. Шея, наклон головы и высоко закинутые ноги заперты ночью.
       Ласки львицы непосредственны и неопытны. Устав и проголодавшись, она мягко ухается на пол, оставляя груду тел забывшимися нервным сиюминутным сном в пурпурно-голубых складках шелка.

       По городу чертовски приятно цокать набойками высоких каблуков. Напряжение асфальта, вертикалей, горизонталей стен передается короткими ударами тока от пяток к сжатым ягодицам. Глаза жжет от переизбытка жизни - снаружи и внутри. Мужчина прячет горячие руки в карманы тяжелого пальто. Обдолбанная девушка ловит такси, выставив руку, как будто готовится выстрелить или спружинить навстречу металлу автомобиля. Сегодня к утру она напишет роман. Но сначала ее будет трахать таксист - нежно и монотонно, как кропотливая вязальщица английских свитеров...
        "Кто ты? Черт тебя побери, кто ты? Назови мне свое имя. Кто, кто, кто? А? .
       .б.. блядь ну ответь мне!!! Ах!!?", - шептать ничего не нужно. Вопрос обязан висеть в воздухе до первой победы смерти.


       На кой черт он пах сигаретами, перегаром и сладчайшим дыханием тления.?! В пустыне так трудно встретить автомобиль. Раз в день проносятся туристические автобусы, спешащие в Каир, через грязное лобовое стекло можно разве что разглядеть смуглые лица вооруженных охранников. Восхитительно стоять на границе мира и пустыни, провожая взглядом столбы пыли, бьющиеся из под колес к заходящему солнцу. Синее небо отражается на песке, змеи засыпают, прячась под горячие камни. Жажда заставляет думать о жизни. Ветер сушит кровь, превращая алую жижу в бесцветный пепел, кожа сопротивляется наслаждению умирания. Я засыпаю у костра и сквозь сон слышу, как некто, касается меня рыбьими плавниками (пахнущими заколдованным океаном и соленой влагой гниющих водорослей) - самыми прекрасными на свете.

        Блядская музыка. Радио, которое надрывается с кухни. Там двое в доску пьяных соседей бьют чашки. Похоже, они разбили целый сервиз и переключились на тарелки.
       (Ты можешь встать, а я облокочусь на подоконник. Подойди ближе, пидорас, дай мне чулок, я скую тебе руки. Не смей брать это в рот, кто тебе позволил трогать меня! Ах ты! Шлеп!) Тарелки, кажется, тоже закончились теперь они будут ломать стулья, врубив радио на полную... (Читай, блядь, читай и не отрывайся!!! Поверни зад. Так? Да- а?!) Когда со стульями было покончено, через незапертую входную дверь вломилась девушка в черном. (иди к нам, иди, быстро, быстро, а-а-а!!! Кончаю, блядь. Пососи ей, не снимай сапоги, - да!). Разумеется, кто-то вызвал ментов. И передвижку. И пожарных. И даже 911 (на всякий случай). Дом оказался оцеплен , в подъезде случилась легкая суета, с лестничной площадки шестого этажа, как раз там, где некая девица сосала хуй некому юноше, раздался негодующий вопль подоспевших ментов.
        Кошачья тень метнулась по потолку и скользнула через форточку. .

       Твои губы шевелятся во сне. На коленке синяк. Еще ты умеешь смеяться и напевать Высоцкого, когда тебе сосут. Иди на хуй, не смотри ТАК. Смотри мимо лица, поверх головы. Туда, куда убегают львы охотиться, виляя змеиными хвостами, туда, куда мы речитативом выдыхаем эту жизнь.

наверх