Я хотел бы отправиться в страну вещей,
     постаревших и выцвевших, в страну знамен,
     потерявших армии, миражей,
     исчезающих при приблежении к ним, имен
     труднопроизносимых: варварские короли,
     византийские императоры, сам Ашурбанипал...
     Когда шли эти пиры, эти бои,
     я еще спал.
     А вокруг меня тоже слагается несколько строк
     для будущих экзаменационных билетов, невнятный слог
     современных событий, газетная чехарда,
     лица, мнения, автомобильные катастрофы, сожженные города,
     авиация, архитектура, ангел на крыше собора,
     все продолжается, но и накапливается, все видно идет к тому,
     что многообразие рухнет скоро
     во тьму.
     Но это, знаете ли, как еще ляжет дорога, ведь можно с пути свернуть,
     надеясь на Бога, насвистывать рок-н-ролл,
     никому не навязываясь с тем, что исчезла суть,
     из-под ног уплывает почва и день прошел.
     Последнему поколению византийцев должно было быть сложней,
     когда осаждали город мусульманские всадники, не хватало вина
     и хлеба, женщины с каждым часом становились нежней,
     а мужчины сдержанней - шла война,
     дети играли в войну, взрослые ее вели,
     и конец их державы казался концом земли,
     населенной христианами (а для многих и стал - концом -
     рода, текста, истории), - но все-таки я о том,
     что даже тогда какой-то случайный грек,
     конечно же, недостаточно патриот,
     конечно же, дурной и поверхностный человек,
     влюбился и слушал в таверне, как некая блядь поет.
     Об этом-то мне и поведает потертая ткань знамен,
     расскажет старый клинок, омытый в звездной пыли,
     и вестники мне неведомых наречий, рас и племен
     крикнут: парень, лови
     скомканную географию давно забытых эпох,
     встречайся с тем греческом выродком, наперекор судьбе -
     влюбленным, делай с ним все, что хочешь.
      И я скажу ему: чтоб ты сдох,
     если бы только знал, как завидую я тебе.
     Он меня послушается и упадет на меч,
     поставит шею под саблю, раскроет распутье вен,
     но и любому из нас в землю придется лечь
     от Израилевых до Бог знает каких колен.
     Две даты, выцвевшие, истлевшие, потрепанные как ткань
     знамен побежденной армии. Победителей не найти.
     Ни охоты, ни всадника. Перечень. Дело дрянь,
     посколько еще очень многое может произойти.
     Будут пиры и бои, будет играть рассвет
     на лицах утомленных любовников, пылать закат
     на спинах уставших воинов. Но через несколько лет
     нам до этого дела не будет, как источники говорят.
     
     И хочется испытать самому: что он чувствовал, как он смог,
     в тот час, когда сверстники кровью красили стены, а он был жив.
     С изобретением автомобиля
     над Стамбулом - гудки и смог,
     с изобретением самолета, -
     Босфор - обычный пролив.

---

Смотрите также:

- "Паламитская повесть" версия 1.2
- Комментарии
- "Паламитская повесть" версия 1.0
- История сюжета
- Османия: фантазии на исторические темы