Город - это пылесос. Его жители - пыль. Тех, кто успел осесть, когда-нибудь снесут в бумажном мешке на помойку. Тех, кто не успел, - прибьет дождем к мокрому асфальту. А затем вдавит резиновыми подошвами в землю, чтобы каждые триста лет планете прибавлялось по одному кубическому сантиметру почвы. Один сантиметр там, один сантиметр здесь, никакой идентификации и никакого одиночества. Представь, ты, и я, и мы во всех столицах мира одновременно. И все столицы мира работают на полной мощности, так что моторы раскалены до красно-белого солнца внутри, а пыль превращается в частицы света, разгоняясь в центрифугах до неназываемых скоростей.
       
       Месяц назад все было в дыму, пахло чешуей копченого омуля и хотелось чистой воды. За каждым углом этой мглы можно было искать все что угодно и на каждой улице легко можно было потерять из виду идущего рядом. Человеку, один глаз которого вместо четких очертаний предметов и теней видит размытые полотнища художника-экспрессиониста, слишком легко оказаться на странном маршруте от края города до его края, из одного конца до другого, конца. Шаг, шаг, шаг, щелк - кто-то неизменно включает кинопроектор и гасит свет. Но фильм не бывает без зрителей, и хотя бы один, но он смотрит его целиком. Шаг, шаг, шаг… Кино способно передать очень тонкое и хрупкое состояние с помощью целой смеси простых границ и фактов - картинки, слова, звуки. Иногда они мешают друг другу, иногда не могут иначе, как в жизни. Эта смесь не требует встречного движения, она захватывает или нет. Мой друг считает, что кино должно быть немым, чистым от слов. Слова, в свою очередь, должны быть чистыми от заготовленных картинок. Месяц назад даже с небес вряд ли можно было что-либо разглядеть - слишком накурено и плотно прошито копотью. Пленка расплавилась на лампе и спуталась в катушках, монтажер памяти в это время купался в Москве-реке.
       Слова растут в дыму и растут из пыли.
       
       Когда задул холодный ветер и по ночам стали шуршать то ли дождь, то ли листья, город перестал ждать, а у жизни вновь проявился легкий привкус нелегальности на фоне общего увядания и ощущения, что все уже случилось, оставшись в тумане прошедшего времени. Перемещение на городском транспорте стало дорогим, пространство - вязким, воздух - разреженным. Но если набрать на велосипеде хорошую скорость - то можно оказаться дальше, чем на просто знакомой улице, дальше, чем в городе, всасывающем на полной мощности. Скорость - все что может спасти городского жителя, если ему не с кем застрять в щетине пылесборников. Скорость делает время беспомощным, время делает человека беспомощным, но человек - всего лишь пыль, а пыль - символ времени.
       
       Представь, ты, и я, и мы, и никакой идентификации. Идем и поднимаем пыль, вдыхаем ее и глазеем друг на друга, и запиваем какие-нибудь слова вином, и бросаем их под ноги. Они покрываются ею и принимают верные значения. "Соль" - и мир превращается в смысл, "пыльца" - и все скатывается в комочки кайфа, "порох" - и мы становимся взрывоопасны.
       
       Осень сырое время, в нем легко раствориться. Вместе с комьями мокрой грязи пыль застревает в рифленых подошвах и ее разносят по самым черным закоулкам памяти, где хранятся кинохроники на случай холодной зимы. Города все так же будут работать на полную мощность и картинки будут лететь со скоростью света на плоские экраны мониторов и телевизоров, предельно четкие и выразительные. Но когда этот город доберется до тебя и меня, мы уже будем сантиметрами почвы всех столиц мира, на которой будут выспевать слова, пропахшие дымом.

наверх

       Рукопись Борхеса продана с аукциона. Некоторые вещи неразрывно связаны с судьбой человека. Пока история этих вещей продолжается, человек остается бессмертным, не зависимо от человеческой памяти.
       Африканские болельщики бьют в ритуальные барабаны, и по футбольному полю стелится невидимый туман племенной магии. Но Аллаха, должно быть, не трогает ритмичная музыка.
       Что-то закончилось и закончилось навсегда. От этого немного грустно, но приятно, что так все-таки случается.
       Здорово знать, что на свете где-то сейчас живет Хулио Медем, испанский режиссер/сценарист. В его фильмах есть все и это все - жизнь. Даже смерть - это продолжение жизни, только в 20000 миллионах лет отсюда. Фильм "Земля" 96-го года уже редко где продается. "Люсия и секс" еще не издан на видео. Жаль, что Испания не прошла.
       От холодного кислого компота ломит зубы. Павел Папперштейн, комментируя "Исповедь…" Томаса Де Квинси, считает что зубы символизируют околоадских горные цепи и что они - ворота в человеческий ад. Именно поэтому зубных врачей называют Дантистами.
       Абсент отличный напиток, но без опиума уже не канает.
       Никого не удивляет, что люди умирают. Но многие ужасаются, говоря что от абсента можно умереть.
       Если я сейчас открою окно, то ветер продует бетонное здание насквозь. Так, наверное, начинают учить хождению через стены.
       В Австралии начали практиковать телепортацию, пока на уровне частиц. Если опыт будет успешно развиваться, то вскоре по улицам будут ходить только чудаки. Или калеки, у которых рука или голова однажды появились не там, где следует.
       Говорят, что на Москву идут ливни и ее может частично затопить. Учитывая, что после будет 30-градусная жара, может быть поблизости все-таки получится Московское море.
       В Москве живет несколько анимагов, двое из которых известны. Одного зовут Мустанг и он тоже Вольный Кастоправ.
       Люди, люди, много людей. Так много, что убивать их бессмысленно, а любить всех - невозможно.
       Людей всегда можно раскрывать, как книги, и читать. Вот, в гостях у меня Орхан Памук, надышавшись московским воздухом лежит на диване в черном переплете и, должно быть, слушает Гарика Сукачева. Так пересекаются астральные тела. Но даже если я его поцелую или поднесу к огню, сам он наверное ничего не почувствует, к счасть...
       Лето. Ничего не хочется. Разве что искупнуться.
       Люди, частицы жизни, дхармы, сталкиваются или встречаются, неминуемо создавая между собой общее пространство, игровое поле для экшена один на один. Она на него смотрит, он покупает вайн, она чересчур медленно закуривает сигарету, он везет ее на своем автомобиле через ночной город, она случайно касается его руки, он слегка проводит кончиком ногтя по ее шее… Каждое движение и недвижение - ход, пространство насыщается комбинациями, выпадами и провалами. Так вот, люди - частицы, крупицы вселенной, огромного нескончаемого пространства. Вселенная - это история встречи двух божеств и мы - сюжеты их любовной игры. Мы мелькаем туда-сюда, мешая смотреть и отвлекая внимание, мы божественный продавец божественного ларька, на прилавках которого случайно есть только ее любимый божественный вайн, мы пламя потертой божественной зажигалки, мы глупые и важные слова, мы замыкание в зажигании божественного автомобиля, создающее неловкую паузу, мы проносящиеся мимо светотени божественной ночи божественного города, мы сломанный божественный светофор и резиновые полосы тормозного пути, во время которого она хватает его за руку, мы повод, чтобы пройти за ее спиной и слегка царапнуть ее божественную шею… Вселенная пульсирует, эти двое приближаются и отдаляются друг от друга, связанные общей игрой. И когда они трахаются, то становятся так похожи на людей.

наверх

       Начинается день. Просыпаешься ли в 6 или в 16, время вообще имеет значение лишь когда речь идет о свидании. Потягиваясь и протирая глаза можно удивиться - как? еще один день? - а можно просто поставить чайник и глазеть в окно на золоченые солнцем ветки. Прекрасно, еще один день. И вскоре это становится фактом. И пока ты умываешься, будишь подругу или открываешь недочитанную вчера книгу, мир живет где-то там, сам по себе, потому что жил до тебя и будет жить после, не лучше и не хуже. Люди вряд ли сыщут философский камень, и вряд ли по улицам будут ходить оранжевые марсиане. Впрочем, что с того. У них тоже будет что-то, подобное рабочим дням, политиканам, супермаркетам, потому как без какой-либо организованности тут ничегошеньки нельзя сделать. У них будут свои клерки и свои повстанцы, девственницы и бляди. И одни будут подниматься по лестнице, а другие станут пить под ней портвейн и целоваться.
       Один человек стоит в приемной высшей школы экономики. Туда сюда снуют пиджачные экономисты и экономки, которые выглядят еще более забавно, когда с потрясающе важными лицами достают свои мобильники и ручки с золочеными перьями. Этому человеку нужно кого-то вызвонить по бесплатному телефону в приемной, чтобы больше сюда никогда не являться. Но телефон этот вдруг сам начинает звонить. Охранник пожимает плечами, и человек берет трубку. Аллоу. Голос молодой женщины просит позвать Володю. Володю? а вы уверены? Здесь столько Володь... Женщина смутившись спрашивает, а куда она попала. - Хорошо, что вы спросили. Это публичный дом. У нас есть Володи на любой вкус, черные, желтые, белые, метисы, мулаты, всех возрастов и направленностей. Вам которого? - Ой, - едва слышен голос в трубке, - мне бы Володю... Они так и не поговорили, но маленький теракт в логове системного мышления свершился, причем без человеческих жертв.
       А земля меж тем вертится, хотим мы того или нет, и для одних это стимул к постоянной деятельности, для других - повод расслабиться и поговорить. За столиком ночного клуба сидит обычный с виду человек, пьет коньяк и скручивает самокрутки. Он только что с самолета, а девять часов назад плыл через Босфор и бродил по истамбульским кофейням. Знает арбабский, потому как окончил религиозную школу и стал муллой. Имеет прописку в Египте, но туда его больше не пустят. Сидел полгода в египетской тюрьме, где вентиляторы месят горячий воздух под потолком и лампы дневного света никогда не гаснут. А люди, которые в одно и то же время читают одни и те же молитвы одному и тому же богу, вдруг становятся чужими, и одни из них опускают электрошок в воду, а другие заглатывают мокрую грязь, безо всякой возможности двинуться. Он был в бегах, переходя пешком песчаные границы, пока однажды не нашел хибару бедуинов. А потом год жил с ними, скитаясь по тропическим пустыням Египта, Ливии, Судана, переступая вослед едущему впереди джипу со старейшиной и его сыновьями. И он вкоре вернется под это расколотое небо, под другим именем, но в первой же кальянной ему принесут подушки и угостят первоклассным гашишом.
       А что время? В Индии за ним никто не следит. Там купаются в Ганге, чтобы в следующей жизни снова войти в эту реку на своих двоих. Из Египта в Индию можно попасть бесплатно, на британских кораблях, но лишь при условии, что всевидящий глаз смуглого капитана не найдет в тебе глупой суеты и желания сэкономить. А сколько плыть - всего лишь месяц. Но можно пойти с торговцами пешком, и это займет не больше года.
       И там, за какими-то пределами, которые существуют лишь в тот момент, когда о них говорят, все по другому. И там о тебе узнают без слов, потому что между собой они обнимаются. А слова их существуют лишь в молитвах, и всегда на людных базарах, где обезумевшие туристы покупают диковенные вещи, чтобы украсить застенки своих домов, в то время как торговец приглашает на ужин молчаливого странника, а потом дарит ему одежды и кальян.
       Платформу медленно окутала ночь и идет снег. Кажется, что его можно взять и скрутить в веревку, но он исчезает, едва коснувшись препятствия, и это просто фокус иллюзиониста. Изредка луч прожектора выхватывает это безостановочное падение, и с грохотом, покачивая тяжелыми боками, мимо проносится поезд. В Пекин, Иркутск, Абакан. Обратно. Эти огромные существа будут ползать по железным путям здесь или где-то еще, когда тебя уже не будет и когда тебя уже не было. Не подвластные ни дождю, ни снегу, ни жаркому солнцу, их сердца будут вечно стучаться в железнодорожном ритме, та-тум-та-тум, та-тум-та-тум... А внутри них люди будут пить пиво, покупать кедровые орешки и читать желтую прессу, разгадывать кроссворды и писать стихи, засыпать, встречаться, и о чем-то тихо разговаривать. И никто никогда не узнает, о чем же...

наверх

       Темный подвал ночного клуба. Между столиками бегают припозднившиеся официантки, украдкой поглядывая мимо глаз и облизывая губы. Разносветлые люди приветствуют друг друга в очереди за выпивкой, обсуждают прошлое сидящие на полу возле сцены, вошедшие целуются с уже прибывшими. Табачный дым постепенно окутывает и без того неразличимые в темноте лица, ложится на плечи, течет под ногами ароматным туманом. Жарко. Все кондиционеры поломались полтора часа назад. Какие-то розовые люди обсуждают преимущества мобильных сетей, чуть поодаль кто-то объясняет законы кармы, откуда-то из темноты слышатся рифмы. Очень шумно. Знакомые делятся последними событиями, никогда друг друга ни видевшие - знакомятся. Счастье, очень простое счастье. Каждый из них знает, что совсем скоро неминуемо случится то, ради чего они здесь. И каждый знает, что вон тот, что рядом скручивает самокрутку, и тот, что прицокнул языком опрокинув 50 грамм водки, и та, что кокетливо прикуривает, глядя на пиджачного мужчину в углу зала - все они чувствуют то же самое. Духота, ожидание, дурман.
       Город, где каждый уединен. Привет, тебя как зовут? - …А что вам вообще от меня надо? - она идет дальше. - Ничего. Она ничего и продолжает уходить. - Ну счастливо, мементо морэ. Она ускорила шаги, - Маньяк! - Хм? Дура!

       Ранее утро. Теплое от рассвета небо. Троллейбусы развозят людей по рабочим местам, машины терпеливо ожидают зеленого. Мелькают фигурки спешащих по делам, расходящихся на одной стороне одной улицы. Сонные и угрюмые, бодрые и прикидывающие расписание на день. Вдруг, изредка задевая плечи прохожих, бегут двое, что-то оживленно обсуждая. Они сразу привлекают внимание, с акробатической легкостью увертываясь от идущих навстречу, будоража обрывками фраз еще не проснувшийся город. Впереди какая-то женщина спешит на подъехавший к остановке автобус. Ребята, извините, а что за номер у него? - Не знаю, - весело говорит один из них, - догоняйте. Женщина схватила свою сумку поудобнее и побежала вслед, надеясь успеть. Автобус закрыл двери и отъехал, но никто из бегущих не остановился. Женщина, смешно ворочая на бегу плечами, то и дело прихватывая сумку, семенила вослед двум бегущим впереди. Некоторые прохожие останавливались оглядываясь на них, то улыбаясь, то озабоченно хмуря брови. Средь бела дня воруют!, - думали одни. Спортсмены - думали другие. Кино снимают, - подумал студент с модной прической и в модной куртке, и побежал следом, мелькая модной обувью и надеясь попасть в кадр. Халяву раздают, - решил продавец модной одежды из соседнего магазина, и на бегу надевая пальто, исчез за углом дома, куда только что свернули двое, женщина и студент. Через некоторое время по бульвару бежала толпа самых разных людей, сосредоточенно следящих за двумя бегущими впереди, перепрыгивающими лужи и беспрестанно о чем-то говорящими. Что-то случилось. На дорогах замелькали автомобили телеканалов. С минуты на минуту в квартал войдут террористы с огромными пулеметами, на Красную площадь упал большущий метеорит, из которого вышел живой Ленин, Путин поет частушки на Театральной площади, папа Римский прилетел отпускать грехи и через час настанет конец света, Дэвид Коперфильд бесплатно учит летать всех желающих… Те двое точно что-то знают. Один из бегущих остановился напротив сидящего на скамейке человека с книжкой в руках. Эй, очнись, те двое что-то знают - он побежал дальше. Человек с книжкой, медленно потянулся, оглядывая кроны деревьев, закурил сигарету, и, переворачивая страницу, решил, что день будет хорошим.
       Гидрометцентр на этот день обещал +5, постепенно утренняя прохлада сменилась предвесенним теплом, и солнце потихоньку раскочегаривалось где-то за облаками. По проспекту, мешая движению автомобилей, бежала толпа людей, каждый из которых думал о чем-то своем и отчего-то был счастлив, огибая машины, деревья, и выхватывая взглядом спины тех двоих, что все время бежали впереди, и чей разговор никому не удавалось разобрать. Вдруг они замедлили бег и остановились у какого-то памятника, ложась на холодный мрамор широкого постамента. Люди столпились вокруг них, тяжело дыша, что-то высматривая вокруг и напрягая слух. Те двое лежали довольные и, переводя дыхание, продолжали оживленно беседовать. - …Да ты чо, правда что ли?, - Да, точно же, зуб даю!, - Ну нифига себе! Вот это кайф!…
       И они замолчали, умиленно разглядывая небо. Люди, словно очнувшись от оцепенения, разбрелись отживать очередной день, кто куда.

наверх

        Если рассматривать историю развития человечества, можно выделить пару тройку переломных моментов, после которых жизнь в той или иной сфере изменялась кардинально и на сотни (а порой и тысячи) лет, будь то постройка ирригационных систем, позволившая заселить земли вдали от рек, или появление первого храма. Считается, что речь о "цивилизации" можно вести с момента образования полисов и построек, не имеющих прямого отношения к земледелию и скотоводству, коими единственно и жили люди до цивилизации Древнего Египта, или Греции или пр.
        В какой-то степени, до 20-го века, человечество питалось культурой Древнего Мира, совершенствовало те идеи государственности, крутило мифологическими образами, спорило о тех же религиях. Появлялось что-то новое, но это новое вполне укладывалось в сформированное людьми древности мировосприятие. Все революционные идеи, внедрения, были внутренними, то есть никоим образом не изменяли тех основ, с которых все началось. "Сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему...".
        Всегда было модно кичится термином "цивилизованный человек", особенно на фоне тех, кем движут природные инстинкты, или тех, кто прислушивается к свои инстинктам больше, чем к вечерним новостям центральных телеканалов. Однако, уже давно замечено, что цивилизованное человечество с течением времени лишь научилось изощреннее убивать. Человек оставался прежним, сколько бы его сущность не раскрывал Фрейд и не призывал к преодолению Сартр.
        Но тут, китайцы, проклявшие всех и вся своей коронной фразой об "интересном времени", заслали людей, аж 7 миллиардов, в 21-е столетие. И уже как-то неловко говорить о том, что 20-й век создал совершенно новое измерение, информационный эфир из нулей и единиц, подменивший одни возможности на другие, заявивший о кардинально новом существовании человека в границах Интернета. О том что магия, пугавшая миллионы и привлекавшая лишь избранных долгие тысячелетия, нынче больше принадлежит науке, чем силе духа, и общение на расстоянии доступно всякому посредством мобильной связи. Современные же новости больше походят на телеспектакль, поставленный по отрывкам из библиотеки фантастической литературы.
        Однако, это реальность. "Канадские ученые, экспериментировавшие в области генетики, получили неожиданный результат, скрестив ген паука с геном козы. Компания выведенных козочек, на вид абсолютно нормальных, дает молоко, из которого нынешние ученые запросто выделяют нить паутины, которая по своим свойствам прочнее стали". Ну и понеслась... пуленепробиваемое вечернее платье из паутины, нежное как шелк и легкое как перо. Безо всяких поэтических преувеличений. Вовсю идут разработки по использованию гена ящериц, как средства к бесконечной регенерации. Руку оторвало? Ну ничего, до свадьбы новая вырастет. Ученые люди талантливые, с фантазией у них все в порядке. Так что, не хотите ли видеть ночью не хуже кошки, или вам тариф "Ихтиандр", включающий неограниченное использование внедренных жабер?
        Похоже, человечество стоит на грани некой "сверхцивилизации", где все изменения будут направлены не на окружающую действительность, но на человека. Причем развитие будет идти в обратную сторону, к тому моменту, где люди сменили богов.
        Еще одна новость от науки. Ученые нашли способ сохранять мозг жизнеспособным на продолжительный срок. У подопытной собаки выкачали всю влагу и залили в вены спец раствор. Через два часа, вернули ей кровь, и она как ни в чем не бывало теперь продолжает свое бытие. Возможность длительного хранения живого мозга - для ученых вопрос нескольких опытов. Так, вполне вероятно, многие, устав от времени, в котором живут, пожелают сохранить свой мозг на пару сотен лет. Там генетики отщиплют от него клеточку, вырастят тело, и можно жить в новом мире, при полной памяти о событиях двухвековой давности. Реинкарнация, знаете ли, на заказ.
        Мифы, будоражившие воображения тысячам поколений, на пути к сверхицивилизации стали воплощаться с помощью точного ума и логики. Тайны, мистика, колдовство, секреты мироздания, бывшие недоступными человеческому разуму, теперь раскрываются (но скорее всего создаются) самим человеком...
       
        Впрочем, подобные умозаключения, больше годятся для какого-нибудь научно-популярного журнальчика, вроде "Юный техник", дабы пробудить у маленьких читателей фантазию и страсть к открытиям. Ничерта в человеке не изменится. И богами быть хуже, что отлично знают все буддистские монахи. А думать о будущем, вообще, занятие тошнотворное как поиск надежной страховой компании, чем нынче и занимаются "цивилизованные" людишки, подрачивая на свои банковские счета.

наверх

       Кончился, бля, первый год двадцать первого столетия. Никаких итогов. Суматоха-скомороха. Один календарь скрипит по швам, дабы все что положено в свой срок случилось. Календарь штука странная. В России праздников хуева туча, а все равно мало кажется. Так уж повелось, празднуем все подряд. Когда-то отмечали себе Рождество, без всяких первых января. А потом, елы-палы, чем мы хуже Европы, сделали и Новый Год. С тех пор празднуем всю неделю, с первого по седьмое, без передыху. А в Европе теперь дивятся, мол а мы чем хуже, устроим и себе праздник. Ввели евру. Все западные новости наперебой показывают разноцветные бумажки, как будто миру больше и показать нечего. Но к делу подошли обстоятельно, со всей серьезностью, положенной современному цивилизованному человеку. И не сверхпедантичные немцы, не всебоящиеся швейцарцы, а сами разудалые испанцы, стали евру на прочность проверять. Снег им не понравился - холодный и быстро тает - все разошлись по домам и стали евру в стиральных машинках крутить. Как новенькая. В воде не горит, в огне не тонет. На терке не трется, в кармане не мнется. Просто чудо. Ан нет. Не устояло чудо под горячим навороченным парами, брызгалками и дырками, сверхсовременным утюгом. Расплавилась металлическая полоска. Не деньга уже, а так - китайское полотенце. Испанцы думают о создании новой модели утюгов с режимом холодного разглаживания евро.

       Впрочем, о дырках. Впрочем, ничего прочего. Море дыр. Внезапно, ночью, в центральном телевидении образовалась очень правильная дыра. Желтая. Не потому, что телевизор загорелся, а потому, что в той дыре подлодка маячила. А в ней дыры, те что иллюминаторы. А за ними не Кусто, и не пусто - битлы родимые. И такие они в доску свои, что уже не понятно, то ли они в той дыре ходят-бродят, то ли ты в этой. А в этой не одна дыра а две. Две круглых дырки между двумя двойками. 2дырдыр2. А всего между ними и нами времени то прошло аж в 4дыр лет. НевероятНау.

       Такой вот год встретили. Sоо2
                                             '--'

наверх

       Дело близится к 2002-му. Самое время подводить итоги, тем более, что в минувшем ноябре исполнился год кастоуправства "Кастоправды" в Интернете. Но… Но прошел еще месяц, и говорить с позиции того, что было, и тем более говорить о том что будет, просто язык не поворачивается. Случилось многое - от новостных заголовков с 11 сентября до последних открытий в области генетики, но случилось единственное - переход от старого времени к новому завершился. Очередной брод Великой реки пройден - это не возможно объяснить и сформулировать, но это чувствуется кожей. Мир по сути своей не изменился, людей переполняют те же эмоции, страхи, желания. Изменилось время - и это не снег белый лежит под ногами, это плоть чистого листа. Современность - это tabula rasa, и нам от этого уже никуда не деться.
       В такие моменты всегда жаль серьезных и убежденных бог весть кем и в чем людей - они теряют почву под ногами, все, за что они цеплялись долгие годы, растворяется, превращается в воздух, которым дышат другие, новые люди. Кто-то уже давно мертв, пропагандируя семейные ценности, кто-то в одиночестве плачет, оттого что в людях почти не осталось рок-н-ролла, кто-то готов строить берлинские стены, чтобы воскресить левое движение. Но все из прошлого, что пытаются оживить сейчас кажется просто спектаклем и декорациями, потому что дух времени уходит вместе с самим временем. И порог этот чувствуется, и нужно либо сделать шаг, чтобы увидеть новое своими глазами, коснуться его пальцами, либо оставаться на платформе, в боязни что-то потерять, с которой безвозвратно уходит поезд.
       Впрочем, это ощущение было у людей, живущих на любом рубеже эпох, а может и вообще всегда. Кто пополняет список праведных дел в ожидании страшного суда, для кого-то "страшный суд идет непрерывно, не прекращаясь ни на минуту". Однако ни то ни другое, жить абсолютно не мешает.
       Если внешне все меняется, и в Японии домашние собаки на завтрак требуют механической смазки, то по существу все по-прежнему. На кухне за бутылкой портвейна потомок капитанской дочки и чапаевского командира спорит с наследной баронессой о курице и яйце, в подвале ночного клуба на столах танцуют фламенко и целуют друг друга в губы, звездочеты в очередной раз откладывают конец света до уточнения данных. Все, что кажется утраченным, просто меняет свое название.
       А ту, что случайным вечером так страстно отвечает на твои ласки, можно называть как угодно.