Д. Файзову      
     Не дрожи, тебе не холодно –
     то ли дело Воркута,
     Печенга, Архангельск, Вологда, –
     разрывная мерзлота.
     
     Кровь не стынет, а топорщится,
     из-под ворота времён,
     мне к тебе под кожу хочется,
     Симон, Симон, Сен-Симон.
     
     И в пророческих видениях,
     в обольстительных речах –
     ледниковая материя,
     ледоколовый причал.
     
     
     Славянская симфония
     
     1.
     Как я лежала глазами в землю,
     глазами в землю, сыру да мокру.
     Как я смотрела, что под землёю,
     кто под землёю, да кроме мёртвых.
     
     Как мне не видеть, как не дивиться,
     что кроме мёртвых в земле живые.
     
     Смотрю и некуда деваться:
     какие лица…
     
     Нежилые, нежилые земли тебя приветят,
     не желаю, не желаю слышать о доме вечном,
     на очах по медной – считай – монете,
     извините, сдачи мне выдать нечем.
     
     2.
     Жевала корни, кору жевала,
     и всё мне было как будто мало,
     как будто мама не целовала
     ни в лоб, ни в печень;
     
     не говорила мне о камне придорожном,
     не рассказала, что почём и где берут
     
     и что у мира корешки да ненадёжные,
     расти, мой аленький, пока тебя…
     
     Сорвут, сорвут поцелуй твой горький с губ твоих сладких,
     соврут, соврут о далёких странах и островах,
     беги, беги, пока тебя не лишили ада,
     пока на шее твоей не репа, а голова…
     
     3.
     Болталась вправо, болталась влево,
     не перегнуть твоё колено,
     не преломить в ладони хлеба,
     не выковать
     
     ключицы ключик
     плечо лопатка
     слезой горючей
     слезай, мой сладкий,
     
     с небес на землю
     с земли под землю
     расти-расти
     горчицы семя
     
     из-под земли медовым стеблем
     и к небесам
     
     Как я лежала глазами в небо,
     глазами в небо, сыро да мокро.
     Как я смотрела, как на экране,
     на чудеса.
     
     
     * * *
     
     Завела друзей.
     В лес завела, в степь заведу.
     Заведу в музей –
     тут ерунда, там ерунду
     покажу, скажу:
     «Небо во там, солнце во тут,
     нету удержу –
     голос висит, слово во рту
     подвисает так,
     как скарабей – счастье-песок –
     на твоей груди –
     смерть-волосок, пуля-сосок.
     И на грани сна
     друг или враг, враг или друг,
     рыбица-блесна,
     леска-паук, ласка-паук.
     На пределе слов
     любый любой, друг дорогой,
     ижица миров –
     слева дугой, справа дугой,
     
     середина – золото.
     Мир – орех расколотый,
     ядрица калёная,
     пресная, солёная.
     
     Небо там, а солнце тут –
     под ногами,
     жизни ароматный жгут
     баббл-гамный.
     Жизни жвачечный пузырь,
     хлоп и нету.
     Друг, дорога, поводырь –
     брось монету.
     
     Маниту и мания –
     монастырь в кармане».
     
     Я гуляю в горку,
     терренкур прогорклый
     заведёт меня в музей,
     в лесостепи...
     
     Полна горница друзей
     благолепных.
     
     
     * * *
     
     Убей царицу муравьиную,
     спаси двуногого царя,
     чей паланкин испачкан глиною –
     не муравьиная земля.
     
           Черна-черна весна российская,
           смотри – не выколи глаза,
           старик, торгующий сосисками,
           страной торгующий вокзал.
     
     Над домостроевскими башнями,
     над муравейником столиц,
     восходит солнце ало крашено,
     как бинт бурденковских больниц.
     
           Бела-бела зима тибетская,
           пригималайская нуга,
           в её сугробах терпит бедствие
           нагого странника нога.
     
     Когда заря пришла с повинною,
     за пазухой зари заряд, –
     убей царицу муравьиную,
     спаси двуногого царя!
     
     
     Разбор полётов
     
     Встретишь смерть как брата,
     сама как сестра,
     душою вылетишь в степь, выпь, выпь, птица-конкорд,
     твой рейс Россия, Москва – вот и лети, куда надо.
     Дует мистраль,
     шьёт менестрель аккорд.
     
     Что там – нелётная? Чушь! На дворе у нас двадцать первый:
     автопилоты, безалкогольное пиво, резиновый чёрт, член…
     Так что лети над Парижем, лети над Пермью,
     так чтобы ангелы взмыли с твоих колен.
     Коля чудак, Николай Чудотворец, Колька – чудик соседский, –
           все ли вы в сборе, будет ли драка, или – вот так разойдёмся?
     Боже, невесту Твою в три попа тили-тестят,
     цезарь, рабыню твою пеленают в плен.
     
     Коля чудак, Николай Чудотворец, Колька!
     Режьте горбы, под горбами – крылья обычно.
     Сладко целуй свою пленную – горько, горько!
     Крась её губы бледные кровью бычьей.
     
     Противоядие смерти – жизнь до гроба.
     Противоядие жизни – смерть от Неба.
     Просто люби её, стерву, так подробно,
     чтобы живого места на ней… Ей бы –
     в глаза не смотреть, в этих глазах пусто.
     Ей бы – сердца не скрыть, сердце её открыто.
     Бей в барабан – тебя всё равно отпустят.
     Бей в небосвод голым своим копытом.
     
     Встретишь её, вылетишь в степь – стоп!
     Встретишь её, выбежишь в поле – больно!
     Боже, невесту Твою отчитает поп,
     цезарь, рабыню твою пустят на волю.
     
     Ну же, лети, как сестра, – любо лететь к брату.
     Птица-горбун – глупая птица, гордая:
     пьёт – не поёт, льёт – не летает. Надо
     птице-горбун крылья разрезать, горло…
     
     
     * * *
     
     душа моя подошва
     ото шва до шва
     хлопала в ладоши
     по ухабью шла
     
     в тесной во неволе
     тела миротворца
     ухал воеводой
     Боженька мiй кротцiй
     
     
     * * *
     
     Расправь свои крылья – если они у тебя есть.
     Лети – если есть куда.
     У крылатого дьявола на жопе звериная шерсть
     и рейс шестой на закрылках льда.
     
     Вытягивай шею – долгую, как вся жизнь,
     высматривай дали чужие и города.
     Гляди, как тебя, недотёпа, опережают стрижи –
     лёгкие, как ветер, стойкие, как слюда.
     
     И с перелётного облака, как всегда,
     ангелы-дети смотрят на дольний мир,
     из перелётного облака не вода,
     слёзы сочатся – жалкие, как клавир.
     
     
     История одна
     
     1.
     я не виновата
     вата-вата в ушах
     перерезал киловатты
     бородатый падишах
     перевидел, перечу…
     вот как я его хочу
     
     
           Завертелся Шурави
           бешеным батманом:
           – У поэтов нет любви,
           есть одни романы!
     
     
     2.
     я не рассчитала
     тала-тала вода
     я с тобой её глотала
     оказалось ерунда
     огляделась, огляну...
     объявила всем войну
     
     
           Я приподнимаю бровь,
           говорю расхожее:
           – У поэтов есть любовь,
           только очень сложная!
           Приблизительно такая,
           говорю не понукая:
           ты поэт и я поэт –
           сделай утром мне минет…
     
     
     3.
     Кто стоит на перевале –
     горка вверх и горка вниз:
     счастье не перековали
     Ялта-Ялта-Симеиз.
     Кто любовен как роман.
     
     Победите-ка обман!
     
     
     Пиццикато
     (из цикла «Игры, в которые играю я»)
     
     Что-то такое вертится на языке:
     сакура, что ли, сука, во рту сакэ,
     я налегке, мой милый, ты налегке,
     и ничего не движется,
                 кроме воды в реке.
     
     Что там такое? – Тс-с-с! – Мелодия в облаках.
     Это гудит Аллах – магометанский птах
     с чёрным крылом (размах!), с белым крылом (размах!),
     и никому не видимый,
                 кроме – слепым впотьмах.
     
     Что же ты, милый, – мой? Или уже ничей?
     Нам не проникнуть в суть самых простых вещей.
     Сказочка-быль – Яга. Сказочка – был Кощей.
     И никакого слова в начале,
                 кроме вообще…
     
     
     * * *
     
     Сергею Ташевскому      
     Сори словами,
     егерь смысла и блаженства,
     роняй глагол и существительного вес!
     Гули губами,
     если слишком мало жеста,
     юти в них строки, как ютит подранка лес.
     
     так-так да не так
     а и егерь не дурак
     шёл по лесу по живому
     ел кору секи-секвойи
     выл как волк и пел как выпь
     сам в свою малину влип
     коли так смакуй слова
     остролистой пьесы
     мы стоим как дважды два
     у заглавья пьесы